Знал, батюшка, предмет повествования. Ой, как хорошо знал. На своей шкуре испытал, на своих нервах изможденных. Дошел до скрежета зубовного в игроцком аду, почти до лизания раскаленных сковородок докатился, но смог остановиться. Смог не влиться в ряды пропащих и гулящих...
Но все же описал то особое состояние, когда человек превращается в ходячее воплощение некоей идеи фикс. Когда одержимость зеленым сукном и рулеточным колесом уже нельзя объяснить алчностью и стяжательством. И надеждой выиграть солидный куш, легко обогатиться это состояние уже нельзя объяснить. Налицо уже некое пьянство без вина, курение опиума без самого опиума.
Игрок подобен обезумевшему фанатику из старинных европейских книг об Индии. Вот он видит, как надвигается на него, лязгая и громыхая, чудовищная колесница Джаггернаута. И приходит в экстаз, предвкушая как ее колеса сокрушат ему ребра и размозжат череп...
Кое-кто в толпе покачает головой, скажет что-то осуждающе-насмешливое. Дескать, мы люди умные, морально устойчивые, о дне завтрашнем заботимся и с рулетками-картишками-костями не дружим. Шасть потом в переулок, вышли на соседнюю улицу, а там и их переехали как-то ненароком...
Человек- создание хрупкое и неуклюжее. От игрового азарта ушел, от женщин легкого поведения скрылся, табаку и водке твердое «Нет» высказал. Давай, мол, лучше буду трудиться усердно, денежку к денежке откладывать. Денежку к денежке, денежку к денежке, инсульт к инфаркту, в экстазе и под колеса своего Джаггернаута, под звуки хора неисправимых трудоголиков...
Как же быть нам, люди добрые? Как не пропасть понапрасну во цвете лет? Злой и нехороший человек Федор Михайлович , ты зачем нам душу растревожил?