Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,
хотя, что может быть красивее,
чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,
друг друга называть по имени.
«Високосный год»
Как давно не читала я ничего столь чистого, трогательного и – не побоюсь этого слова – милого! Провинциального такого, лучащегося добром и ласковым солнечным светом. Вполне привычно, когда любовь преподносится нам автором посредством молодых героев и молодых же страстей, но тут… Пара старичков-помещиков, проживающих по заведенному лет эдак сорок назад порядку, Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович. Они радушные хозяева, добрячки, потихоньку обкрадываемые своими дворовыми, но, однако ж, земля, принадлежащая им, - необычайно щедрая, поощряющая будто и стариковскую щедрость. С неожиданным трепетом описывает Гоголь это житье-бытье, привычки бездетной семьи и ее хозяйство – за коротенькую, в общем-то, повесть начинает казаться, будто сиживал ты, как рассказчик, в этом стареньком домике в Малороссии, и тебя уговаривали заночевать, потому что кучер твой «уже, верно, наклюкался и спит где-нибудь». Собственно, после повести я уснула-таки, успокоенная и размечтавшаяся о такой, вот, любви; пусть не бурной и брызжущей фейерверками чувств, пусть тихой, только бы до смерти, только бы после смерти... любви – шепотом, но с громким этим: «пока смерть не разлучит нас».
«Боже! – думал я, глядя на него, - пять лет всеистребляющего времени – старик уже бесчувственный, старик, которого жизнь, казалось, состояла только из сидения на высоком стуле, из ядения сушеных рыбок и груш, из добродушных рассказов, - и такая долгая, такая жаркая печаль! Что же сильнее над нами: страсть или привычка? Или все сильные порывы, весь вихорь наших желаний и кипящих страстей – есть только следствие нашего яркого возраста и только по тому одному кажутся глубоки и сокрушительны?»