Подросток

Подросток

1875 г. / Роман
Озвучки
Подросток
Год издания: 2011 г.
Длительность: 29 часов 23 минуты
Издатель: МедиаКнига
Исполнители: Анатолий Фролов
Подробнее
Бесы. Подросток
Год издания: 2007 г.
Длительность: 70 часов 46 минут
Издатель: МедиаКнига
Подробнее
Подросток
Год издания: 2006 г.
Длительность: 29 часов 23 минуты
Исполнители: Анатолий Фролов
Подробнее
Подросток
Год издания: 2004 г.
Длительность: 24 часа 51 минута
Издатель: Студия АРДИС
Исполнители: Вячеслав Герасимов
Подробнее
Подросток
Год издания: 2004 г.
Длительность: 24 часа 58 минут
Исполнители: Вячеслав Герасимов
Подробнее
Рецензии
В каком-то смысле выросший и потерявшийся между «Бесами» и «Братьями Карамазовыми» роман «Подросток» стал четвертым по счету среди 5 больших романов Достоевского. Действительно, по странным, но, в каком-то смысле, понятным причинам роман с его героями не стал нарицательным. Факт, но обычный читатель, не испытывающий пиетет к Федору Михайловичу, вряд ли отдал бы свое время этому «кирпичу» плотного текста.
Современники называли «Преступление и наказание» полицейским романом, то «Подросток» в пору назвать романом дамским: отчаянный клубок интриг, резкие повороты и развороты сюжета, «мыльный» и страстный амур, вокруг вещей во многом банальных и бытовых, как кажется на первый взгляд. Прибавьте сюда патетику чувств, восторженность и, свойственную Классику, некоторую, впрочем романическую, гипертрофированность черт характера каждого героя. Такие вещи скорее отпугнут, ошеломят своей излишней громкостью и суетливостью широкого современного читателя, что было с читателем европейским уже в начале прошлого века, от чьего лица немного сетовал и восхищался «Подростком» еще один классик - Герман Гессе (см. эссе "Подросток" Достоевского). Но это все «вода», с которой можно легко выплеснуть «младенца». Классик в «Подростке» остается не только мастером «великого и могучего», что делает чтение удивительным процессом самом по себе, но и последовательным мыслителем и художником, развивая свои идеи и образы. Вот и здесь, будучи человеком в высшей степени небезразличным, он остается верен молодости своих главных персонажей, в коих видит нерв общества и его будущность.
Аркадий Долгорукий (князь Долгорукий? Нет, просто Долгорукий – отвечал он и это просто сводило его с ума) - главный герой, от лица которого, что делает роман уникальным, ведется повествование. Точность и яркость переживаний рассказчика бросает нас в юный возраст восторженного молодого человека, цепляет и утаскивает в роман, углубляясь в который, ты принимаешь позиции подростка, его рассуждения, его оценки, иногда посмеиваешься или негодуешь, но всегда оказываешься не готов, как и персонаж, к новым поворотам. Все происходит с такой пронзительностью и отчаянием, что каменный Петербург, с его прокуренными и залитыми винным перегаром кабаками, мощеными улицами, дворцами и доходных домами, с холодной темной Невой и вечными непогодами, кажется местом тесным для таких «вселенских» перехлестов. Мечась по синусоиде сюжета, собственных и чужых взглядов, подросток становится втянутым сплетение интересов и страстей других персонажей, порой самым роковым образом.
Аркадий взрослеет и пытается решить для себя проблему собственного места и предназначения. Масштабнее и экзистенциальнее задачи не придумать, тем более в этом возрасте. Жить с мировоззрением «постоялого двора», когда не ясно где добро и зло, каковы ценности и каков смысл, невыносимо, а молодому человеку стократ невыносимее. Читая роман, я каждый раз возвращался к себе юному и всему такому «переходному», когда хотел крикнуть о себе, обратить на себя внимание, разобраться во всем, сделать жизнь понятнее, наполнить смыслом и изменить к чертям весь этот мир. Какая порой дикая точность и глубина удаются Федору Михайловичу в его образе Аркадия. Немногим погрешу против истины, если скажу, что «Подросток» - это масштабное исследование молодежного типа сознания и поведения, пусть и во многом своей эпохи, которое оказалось метким и прозорливым, как доказала будущая педагогика и психология.
Но всякому мальчику нужен взрослый мужчина, которому можно сказать «ты», а попросту папа. Для Аркадия им стал, пусть и многие годы спустя, его отец помещик Версилов, пожалуй, самый аморфный, противоречивый и невнятный главный герой романов Достоевского. И это не неудача Классика, это, безусловно, замысел. Большой умница, неравнодушный человек, спокойно отвергший «высший свет» (пусть формально это было ровно наоборот), Версилов все такой же, как и его сын, противоречивый подросток. Он живет химерами и не делает для их воплощения (хотя бы в камне*) ровным счетом ничего (в этом можно найти его большое сходство с чеховским Вершининым из пьесы «Три сестры»). Версилов, как персонаж, во многом вырос из «бесноватого» Ставрогина и выльется многими чертами в Ивана Карамазова. Он, конечно, не столь демоничен и лжив как Ставрогин, не столь атеистичен как Иван, но он является еще одним искусным художественным образом того социокультурного типа человека, который нарождался в середине XIX века и который еще сыграет свою роль в начале XX. Он неминуемый плод времени, когда в стремительной модернизации общества в одно поколение ветшали дедовские и даже отцовские догматы, что порождало аномию с уже привкусом тротила и мышьяка. И в этом экзистенциальном отчаянии личность пытается эстетизировать собственное бессилие, создавая интеллектуальные иллюзии: "Да, мальчик, повторяю тебе, что я не могу не уважать моего дворянства. У нас создался веками какой-то еще нигде не виданный высокий культурный тип, какого нет в целом мире: тип всемирного боления за всех. Это - тип русский, но так как он взят в высшем культурном слое народа русского, то, стало быть, я имею честь принадлежать к нему. Он хранит в себе будущее России". Этот болезненный философствующий декаданс еще развяжет руки тем самым «бесам» и породит их вожаков… Есть пророки в своем отечестве, но их, увы, никто не слышит.
Сегодня, с высоты потомков, сюжетная история, градус пафоса и форма романа нам может показаться несколько наивными, неловким и обветшавшей. Что ж, возможно. Но об остальном очень точно когда-то выразился литературный критик и философ Розанов: «…тревога и сомнения, разлитые в его произведениях, есть наша тревога и сомнения, и таковыми останутся они для всякого времени. В эпохи, когда жизнь катится особенно легко или когда ее трудность не сознается, этот писатель может быть даже совсем забыт и не читаем. Но всякий раз, когда в путях исторической жизни почувствуется что-либо неловкое, когда идущие по ним народы будут чем-либо потрясены или смущены, имя и образ писателя, так много думавшего об этих путях, пробудится с нисколько не утраченной силой».
… из подростков созидаются поколения...

Удивил! (Самому стало стыдно за такой комплимент Федору Михайловичу)
Но по другому не скажешь. Попадись мне этот роман без обложки, ну никогда бы не сказал, что его автором является Достоевский. Хотя знакомое излишество деталями все же присутствует, в остальном роман каким-то особняком стоит от всего прочего творчества писателя. И, конечно, приятно, что знакомый уже классик может удивить.

Но, об удивительном позже, а пока оговорюсь и еще об одном нюансе. Роман тяжелый, роман к которому нужно приложить усилие, роман не для любителей легкого чтива. Это тяжелая литературная артиллерия, бьющая точечно, но при этом разрывными снарядами. Кто-то скажет: “Ну читал же я “Преступление и наказание” и ничего”. Я отвечу: “И я читал, и ничего близкого здесь нет, не заблуждайтесь. К этой книге нужно быть готовым”.

Название подобрано идеально. Подросток – этим словом характеризуются все те лихорадочные, часто лишенные, казалось бы, какого-то смысла события. Подростковый период, это период осознания человеком своего места в жизни, скитание в поисках цели, мысли, “идеи”. Критика себя и окружающих. Безотчетная любовь к мрази, и злобное отторжение своих прежних идеалов. В подростке все: любовь и ненависть, уединение и развязность, жажда жить и стремление покончить с никчемным существованием, признание и бездна. И все это Федор Михайлович выливает на читателя. Окатывает чувствами, загадками подростковой души, бессвязными мыслями, нескончаемыми упреками всех и вся.

Первыми же пятьюдесятью страницами я был сражен. Столько информации, загадок, мыслей, каких-то идей, интриг, обид, и, вроде бы, спонтанных поступков. Но автор и сам предупреждает читателя, что не пишет ни одной строки напрасно, и все придет в свое время, а тому, кто уже завяз в событиях, лучше бросить дальнейшее чтение. Нееет, мы не бросим, мы-то знаем, что у Достоевского все не просто так. И вскоре картина становится яснее. На первый план выходят обиженные чувства главного героя – того самого подростка, и мы становимся свидетелями душевных мук и переживаний его, желания любить и быть любимым. Но этим все не ограничивается. Одни загадки уходят и на их место приходят другие. Самоубийства, ссоры, незаконные дети, как снежный ком накатывают и накатывают на читателя. Буду честным, в некоторых моментах я просто разводил руками с возгласом: “Вот блин, Санта-Барбара”. А чего собственно ожидать? Время такое было: все друг друга знали, все, хоть через третьи руки, но были друг с другом связаны. Но все эти события лишь внешний антураж, под которым скрываются более насущные проблемы, актуальные и по сей день. На фоне распадающегося дворянства, Достоевский окунает читателя в омут проблем тогдашней России, ее граждан и отдельных сословий. И на авансцену выводит одинокую душу молодого человека, хоть и имеющего свою “идею”, но совершенно неспособного за нее ухватится. Придавленного обществом, любимыми людьми, деньгами, властью, детской бесшабашностью и желанием любить и быть любимым.

В очередной раз поразился, как все-таки мы похожи. Я имею в виду современников и тех людей, что жили во времена Достоевского. Те же претензии к молодому поколению, те же мысли о скором разложении общества, об утрате остатков морали, о продажных чиновниках, о кризисе веры о туманности будущего России, даже о вырубке лесов. Да, время идет, облик внешний мира меняется, но суть его остается прежней. Можно изобрести новый телефон или летающую машину, но изобрести новое чувство вряд ли получится.
Все-таки в перечитывании есть особая прелесть - словно побывать в гостях у старого друга: даже если стерлись из памяти черты, но все равно остается ощущение близкого и своего. Из великого пятикнижья Достоевского Подросток, пожалуй, наименее известен, хотя эта вещь не уступит по накалу и внутренней лихорадке душ более известным романам Федора Михайловича. Я бы даже сказала, что весь роман строится на накале страстей. В чем причина некой неизвестности романа – я не знаю. Вполне возможно, что дело в форме, в почти водевильном сюжете, на грани гротеска и трагедии: тайны, незаконнорожденные, измены, таинственные документы, которые могут решить всё, самоубийства, огромное количество действующих лиц…Слишком много всего, слишком много действия на один квадратный сантиметр текста, слишком бурная история, слишком многодиалоговый роман, в котором мало внешних монологов, в сравнении с ''Бесами'', ''Идиотом'' и ''Братьями Карамазовыми''. Тут словно главным является водевильно-ироническое действо, рассказанное устами Подростка – Аркадия Долгорукого:
- Князь?
- Нет, просто Долгорукий, незаконный сын моего бывшего барина, господина Версилова.
Подросток Достоевского – это Герман из ''Пиковой дамы'' или Скупой Рыцарь из ''Маленьких трагедий'', только незрелый, вспыльчивый, наивный, жаждущий отцовской любви, пытающийся нащупать свой собственный путь. И в чем-то очень неуловимо Аркадий Долгорукий похож на Холдена Колфилда: болезненно нетерпимый, заядлый критик всего и всех, в какой-то степени enfant terrible в своих поступках, которые зачастую просто отвратительны, он словно слон в посудной лавке - юношеский максимализм и дух противоречия, как они есть. Этот роман эдакие ''Отцы и дети'' по-достоевски. Если брать романы Достоевского, то я бы ''Подростка'' вписала в рамки поиска отношений между отцами и детьми у самого Федора Михайловича: такой путь от ''Преступления и наказания'' до ''Братьев Карамазовых''. Извечный вопрос отцов и детей. Такой взгляд на проблему был у Достоевского, который в юности пережил увлечение идеями петрашевцев.

Но у Достоевского ничего не случается просто так, ни одна буква не бывает лишней и не к месту, даже сюжет напоминает лихорадку, заболевание, которое по спирали накручивается в самую высокую температуру, в самую высокую точку накала, чтобы после резкого понижения температуры бросить в холодный пот. Но тем не менее, Достоевский виртуозно составляет график пульсации текста: когда за сценами полными накала следуют неожиданно спокойные рассуждения героя, напоминающие штиль после бури, эти размышления похожи на глоток воздуха после долгой задержки дыхания, возможность отдышаться и прийти в себя. Это городской роман, туманный, в котором нет красок и нет времен года, есть каморки, вырождающееся дворянство - слабоумное, вялое, никчемное, инфантильное, неспособное принимать решения, как Версилов или князь Сережа, или князь Сокольский. Достоевский делает некий срез эпохи, срез настроений среди молодежи, брошенной старшим поколением в прямом и переносном смысле, сталкивает две мысли, два пути: Россия – Европа или Россия – народ? Как всегда, две полярно разные мысли и два полярных направления, однако, именно в этом столкновении и возможно найти свой путь. Аркадий находится на пересечении двух дорог-идей: родной отец - Версилов – европейский путь, приемный отец = Макар Долгорукий – голос Руси, народной, голос почвенников, в какой-то степени голос самого Достоевского – почвенника. Среди безумной городской лихорадки и метаний героев, утративших традиции, веру и взаимопонимание, появление простодушного, по-детски наивного и открытого старика Макара и его любовь ко всему сущему подобны лучу яркого и теплого солнца. Пожалуй, Макар Долгорукий – это предшественник Зосимы в Братьях Карамазовых. Он не размышляет над проблемами бытия, он – знает; он не размышляет любить или не любить, простить или не простить, он – любит. В этом его сила перед инфантильным Версиловым.

Пожалуй, это единственный роман Достоевского, в котором он оставляет героя на распутье дорог. Аркадию Долгорукому предстоит самому выбрать свой путь. ''Подросток'' прекрасен угадываемыми женскими персонажами Федора Михайловича: роковая красавица - Катерина Николаевна, почти святая - Софья Андреевна(тоже Сонечка, однако). И напоследок, моя любимая цитата, не только из романа, а вообще любимая:
...Если хотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или как он волнуется благороднейшими идеями, а смотрите на него лучше, когда он смеется. Хорошо смеется человек — значит, хороший человек.
С удовольствием слушаю, Анатолий Фролов упоительно читает.
Берясь за самый малоизвестный роман Достоевского (а широкой публике он мало знаком), я всерьёз опасался, что увижу здесь спад, провал, серьёзную неудачу ФМ. Но, как оказалось, это не так. «Подросток» — очень достойный Достоевского роман, может быть, несколько тяжеловатый, но всё таки не такой затянутый, как «Бесы», здесь лишних фрагментов даже нет. А ведь этот роман сложен, причём весьма и весьма. И что по его поводу можно сказать?
Открываем википедию, набираем название, и смотрим, что там написано. Читаем: «Писатель противопоставляет дворянина Версилова, отца Аркадия, и дворового человека Макара Долгорукого — формального отца. Второй для автора становится символом понимания народной правды и идеи нравственного «благообразия», одной из основных идей романа.» Уж не знаю, кто этот текстик набросал (надеюсь, не уважаемый мной Бахтин), но он внутреннему содержанию романа не соответствует почти никак. В некоторой степени, простота и гармоничность Макара действительно несколько диссонирует с метаниями Андрея Версилова, но Достоевский явно не заострял на этом внимания — речь совсем о другом.
Фёдора Михайловича сложно назвать блестящим стилистом. Скажем прямо — он прямо проигрывает в языке, скажем, Льву из Ясной Поляны. Но если брать по внутреннему содержанию — здесь Достоевский опережает рекомого автора «Войны и мира» на много шагов вперёд. Дело в том, что в «Подростке» психологических типажей, характерных для многих романов, нет вообще. Персонажи настолько противоречивы, а их поступки слабо поддаются логике, что сразу приходит понимание: они — абсолютно живые. Как будто взяты из реальности в чистом виде. Осуждает ли Достоевский кого нибудь, проявляет ли «морализаторство»? Ни грамма! Андрея Версилова вовсе не тянет осудить — этот метущийся, на грани нервного срыва человек вызывает только сочувствие — он просто такой, какой есть, и больше ничего. Это и не хорошо, и не плохо. В каком-то роде Версилов — центральный персонаж романа, всё крутиться вокруг этого человека.
Аркадий, его внебрачный сын? Да, от его лица ведётся весь рассказ. Фактически, всё, что он рассказывает — наблюдение за поступками и последствиями поступков отца. Но и он здесь присутствует не случайно. Я могу ошибаться, конечно, но смысл всего этого действия таков: Аркадий, подросток, наблюдая за своим отцом, должен был придти к пониманию, что жизнь куда сложнее, чем видится на первый взгляд, что далеко не все нуждаются в осуждении, или даже понимании — их просто нужно принять такими, каковы они есть. Такова его мать — Софья, таков был и Макар. В одном с литераторами я согласен — роман очень гуманистичен по своей сути, это действительно масштабное психологическое исследование... Кто знает, может быть — лучшая и единственно возможная форма исследования индивида?
Подросток... Не думаю, что он был один в романе. Может быть, главный герой произведения — человек. По той простой причине, что человек и есть подросток.
Не каждый, конечно. Некоторые вырастают уже в самом начале, становясь Стебельковыми, Ламбертами, прочей грязью. Иным предстоит расти, ломаться всю жизнь, постигая шаг за шагом одно и тоже...делать один и тот же выбор между добром и злом. И тут уж черт голову сломит, что есть первое, а что второе. Он ведь и сам жаждет зла, а благо совершает, поди разберись...Вот и роман этот заканчивается очень уж печально.
Нет, все главные лица живы. Но Он, который любил, заключен в камеру. И честно говоря, наверное, лучше бы застрелился. «Слезный дар» — дело хорошее, только не для всех. Она...замуж, наверное, никогда не выйдет. Он же попросил. Все бестолково, но правильно.
Добрый ангел выстрадал себе мученика, и всю оставшуюся жизнь будет его донянчивать.
Тут много-много нечестивого, много светлого. У Достоевского всегда этого через край, так что захлебнуться можно.
Великого ума Версилов, по сути, всю жизнь прожил на иждивении, кормился за счет наследства, женщины. За что его уважать? Если только за то, что любить умеет, страдать. Только делает это он для себя, причиняя ближним лишь боль.
Это своеобразный Гамлет Щигровского уезда, лишний человек, который еще и понял, что он лишний. Наверное, в том и трагедия его. Нельзя жить для себя, потому что тогда жизнь утрачивает всякий смысл — погрязает в пошлости. Тогда ты разучиваешься верить в чистое и светлое, опускаешься до подлости.
Некоторые корят Достоевского за плохой стиль, но...что стиль?.. Не нужен ни красивый язык, ни точность в выборе фраз, когда герои живые, сложные, настоящие, когда они люди, а не куклы.
Страсть, любовь, жертвенность... Пусть роман строится на одном только «письме». Оно вроде бы мелочь, а как проявляет души. Практически так же, как и любовь.
Красота спасет мир? Скорее убьет. И не наружная, а внутренняя. Убьет, доведет до самоубийства, ослепит. Подростки, они... может быть, не умеют любить, потому что опять же любят себя и думают, любя, о себе. Но ведь у человека, кроме себя никого нет, так кого же еще любить? Мошку, цветок у дороги?..То только осужденный на смерть может любить страстно. А без страсти, может быть, любви нет. По-крайней мере, у Достоевского.
Не знаю, что сказать об этом романе. Он очень живой и тяжелый. И правдивый. Как исповедь.